«Да как вы смеете?!- Дурсунбек Акуй вырывался из рук вахтеров, уборщиц и недолюбливавших его нескольких бывших подчиненных - Я домовой, у меня справка есть. Меня нельзя выселять, Бананбаев сказал, что не сможет работать без меня. Бананбаев — он хороший джигит, он меня уважает. Его слово кремень. » Акуй пытался извернуться и ударить кого-нибудь худосочной ножкой в лицо. «Ну, будет, будет Дурсунбекушка, ну, будет ужо капризничать, ну, пожили в офисе и хватит, пора домой, под теплый бок старшей жены, на родную кровать. И баиньки, и баиньки... А с утра никуда не надо. А спи себе сколько хочешь, а проснешься кушай себе сколько влезет. Красотища — то какая, а не жизнь. А, Дурсунбек свет Акуевич? Прямо до дома донесем. Со всем уважением. » - уговаривал бывшего начальника один их тех. работников. Он сочувствовал Акую. Акуй был ему понятен. Акуй был простоват, прямолинеен, сентиментален и чрезвычайно суетлив, даже немного «того», но в общем-то человек безобидный. Опять же чайковать с ним было интересно по ночам. Много он рассказывал историй про свою героическую жизнь, про поход к покойному вождю Дудаеву, жизнь супермена Человека — кресло. В общем, мужичок он хоть и разбросанный, но не сволочь. А ежели и сволочь, то не самая последняя — остальные в Бешбармакии намного хуже... Не -то что новое начальство. Новый шеф Бананбаев как-то беспокоил, вызывал тревожное чувство скоротечности и ненадежности бытия, чувство недоверия к людям. Вроде гладкий снаружи, а не ухватишься, что у него внутри черт ногу сломает. «Бананабаев вас накажет !» - истошный крик Акуя и резкая боль в ухе вырвали техработника из тревожных думок. Пока тот думу думал, Акуй исхитрился и цапнул его за ухо. «Бананбаев — мужик, слово свое держит, а вы предатели народа, христопродавцы вы.» - на фоне стресса в Акуе проснулись и вылезли наружу отрывочные сведения о библейских подлостях. «Да Бананбаев нам и приказал вас выселить, Дурсунбекушка свет Акуевич, вот указ с евонной фамильной печатью!» - в сердцах выпалил техработник. Акуй хоть и брыкался, но правым наметанным глазом снял с документа всю интригу. Он внезапно замолчал, обмяк и повис на руках гонителей. Они поняли, что кризис миновал, осторожно опустили его тщедушное тельце на пол и прислонили к стене. Акуй свернулся калачиком и тихо заплакал. Сквозь слезы доносилось: «Как же так... Мы же чай с булочками... Он мамой клялся,.. Сказал, что я нужен здесь...» Не выдержав этой душераздирающей картины, сели рядом и заплакали исполнители воли Бананбаева. Акуя было жалко. А жалостливые бешбармакцы подумали : « Так вот он какой , оказывается, новый будсмен. Вроде гладкий снаружи, а что у него внутри теперь уже понятно. И слухи про него всякие ходили, что кресло ему купил какой-нибудь маслокрад за 60 сребренников? Ой, неужто это правда? Зачем было Акую улыбки делать и обещать любовь до гроба? А потом взять и выселить.Мог бы сразу сказать, что нету у него возможности держать Акуя в стенах офиса. Что-то уж больно заковырист новый будсмен. Бешбармакцы таких на подозрении держат. »